Фотофеномены или «Воевали на бумаге, но забыли про овраги»
Начнём с альтернативного примера.
Полагаю, что многим из читателей, как и мне, нравятся книги или фильмы про разведку.
И наверняка в вашей памяти есть, например, такие кадры, когда за ярко освещённым столом, на котором ворохом гнездятся разные карты и секретные документы, сидят несколько разведчиков и обсуждают предстоящую операцию. Так вот, кому-кому, а разведчикам точно известно, что перед тем, как приступать к каким-либо планам и действиям, необходимо обладать хоть какой-то информацией. Иначе, выражаясь военным языком, мы можем попасть в засаду. Как говорится, не зная броду, не лезь в воду…
И нужно сказать, что чем глубже человека поглощает современный информационный век, тем больше «приключений», тем больше засад его ждёт на пути — засад, взращиваемых в век технологий и коммуникаций на просторах интернета и других информационных площадках. В медиа-пространстве и вовсе бытует такое убеждение, что «всё уже открыто, всё известно, нет ничего скрытого», «как есть, так и есть»; и отголоски или проекции этого заблуждения в какой-то части встречаются и среди людей науки. Так ли это? Действительно ли столь многое открыто и изобретено? Правда ли, что живём мы в лучшее время, золотое время прекрасных технологий и мирного неба над головой?
Не приведёт ли нас подобная логика и самонадеянный подход на ложный след? Опираясь на современные возможности, привычные письменные источники, документальные фильмы, мнения, современные фотографии, нам кажется, что если мир живет online, мы можем увидеть любую точку мира в прямом эфире, буквально, не выходя из дома… И нам кажется почему-то, что увиденное всегда было таким, каким мы его застали. Что римский Колизей, пирамиды плато Гиза, древние города майя или ацтеков, падающая Пизанская башня — это всё сохранилось с древнейших времён, не поддавшись изменениям и рукотворным вмешательствам предприимчивого человека. Что эти «мировые памятники как стояли там всегда, так и продолжают стоять»,— нам, на радость. Однако практика показывает, что в действительности всё не совсем так, как кажется на первый и даже пятый взгляд, что в исследовании того или иного предмета мы не всегда можем опираться на то, что видим и на то, что лежит на поверхности.
Как же так?
Всё дело в среде, в условиях которой мы рождаемся и растём, и в особенностях среды. Мы живём во время информационного противостояния; есть и такая позиция, что это не просто противостояние или затянувшийся конфликт, но самая настоящая мировая война, причём невидимо затрагивающая все грани и закоулки человеческой жизнедеятельности. Современный мир функционирует подобно модели, которая была наглядно показана в кинофильме «Матрица», и это — не просто выдумка сценаристов: данная модель, как и сам фильм, основаны на концепциях французского учёного, одного из главных философов 20 века Жана Бодрийяра. Французский социолог Жан Бодрийяр посвятил часть своей жизни анализу такого явления, как современный поток информации, создающий огромное количество копий и симулякров, заключая, что симуляции уничтожает подлинный мир, в котором мы все живём, мир реальности, как таковой.
Жана Бодрийяра одни называли отцом постмодернизма, другие — настоящим Гуру. Такое отношение сложилось в силу того, что именно этот французский философ не побоялся открыть глаза и описать «нереальность происходящего». Так, Бодрийяр открыто заявлял, что искусство — это ложь.
И мы живем в этой среде, где всё вокруг — сплошь искусство (как вы понимаете, производное от слова «искусственный»). Как гласит классическая история, тот самый постмодернизм «нагрянул» после Второй Мировой войны, и одной из причин этой новой эпохи послужила, конечно же, та самая новая война. Информационная война между сверхдержавами. Так, великие державы не чурались ни пропаганды, ни дезинформации относительно друг друга, что, безусловно, напрямую сказывалось и на курсе развития науки, искусства, обычной жизни, в конце концов.
Вспомним книгу Джона Стейнбека и Роберта Капы «Русский дневник» 1947 года. Стейнбек — американский прозаик, автор многих известных всему миру романов и повестей, любимец американских читателей, журналист. И тот самый легендарный военный фотограф Роберт Капа — смельчак, фотограф, который прошёл Вторую мировую войну, побывав в эпицентре многих самых громких операций и битв на Европейском континенте в качестве военного фотографа. Более того, Капа — основатель агентства Magnum Photos, пожалуй, самого мощного фотоагентства в мире, которое существует и процветает и по нынешний день.
Итак, в начале «Русского дневника» Джон Стейнбек пишет, что в Америке ходит огромное количество слухов о Советском Союзе и сформировано конкретное представление о том, какие люди живут в России, какая в этой стране архитектура, что там вообще происходит, какие соблюдаются традиции и, вообще, как выглядит быт и уровень жизни после войны. Однако, оказавшись в СССР, Джон и Роберт убедились, что всё совершенно не так, как им рассказывали: их не забрали сразу же в контрразведку, никто их не пытал, они не пропали без вести, даже простые встречные люди себя вели достаточно приветливо, а в Украине их со всем радушием и ответственностью буквально «закормили» до отвала (как у нас это любят делать в деревнях, встречая дорогих гостей). Конечно же, после войны разруха была, это глупо отрицать, однако и хозяйства, и производства, и жилые массивы восстанавливались достаточно быстрыми темпами, что, в том числе, поразило американцев. Вернувшись через 2 месяца домой в Штаты, Стейнбек не только написал книгу «Русский дневник», рассказав на её страницах всё, что они видели, и развеял мифы, блуждавшие в те времена на американских просторах. Более того, сам рассказ был проиллюстрирован фотографиями Роберта Капы, что выступило неподдельным доказательством подлинной истории.
Сегодня в 21 веке мы, будучи учёными, можем воспользоваться данной выборкой фотографий, сделанных Робертом Капой, причём таковой научный источник будет рассматриваться в качестве неаффилированного. Дело в том, что фотографии, сделанные в СССР в те времена советскими же репортёрами, могли оказаться продуктом пропаганды. Соответственно, взгляд со стороны превращается в самый настоящий альтернативный источник информации. И его можно использовать как некий камертон: то есть, сравнивать фотографии «по обе стороны занавеса» и заключать выводы о том, каковы были обстоятельства на деле.
С точки зрения изучения информационной составляющей, фотография является уникальным, и, я бы сказал, феноменальным инструментом для человека, который стремится «докопаться» до правды. Надёжным инструментом, в первую очередь, для учёного, исследователя. Именно поэтому каждому учёному важно иметь в своём арсенале инструменты работы с фотографией, и, конечно же, разбираться в том, как эти инструменты применяются. Исследуя какую-либо тему, начиная с анализа выборки из фотографий прошлого и настоящего, связанных интересующей тематикой, мы всегда получаем результат, не соответствующий нашим ожиданиям. Подобно тем же американцам, которые впервые в 1947 году прочли книгу Стейнбека и Капы, удивляясь тому, что Советский Союз — совершенно иное государство, не имеющее ничего общего с уже сложившимися представлениями о СССР.
Фотография может сослужить учёному величайшую службу в качестве инструмента. К примеру, обратимся к практике всемирно известного фотографа Сибастио Сальгадо. Этот профессионал своего дела по происхождению бразилец, вырос в глубине южноамериканского континента, где росли миллионы гектаров тропического леса. Пройдя длинный путь от макроэкономиста, экспериментатора, фоторепортёра — до военного фотографа, Сальгадо, исколесив весь мир, вернулся домой в Бразилию и с сожалением обнаружил, что тех «лесов детства», в которых он вырос — больше нет! Земля — пустынна, животные ушли, скот вымирал.
Сальгадо открыл «Институт земли» — колоссальный проект, развернувшийся на том самом памятном месте, где некогда он провёл детство и юношество. Так, Сальгадо с женой выращивали тропические леса, восстанавливая утраченное, и в результате такой работы они уже сегодня восстановили более 50% тропических лесов Бразилии. Так, Сибастио Сальгадо вернулся к фотографии, но уже не в качестве военного фотографа или репортёра, но в качестве фотографа нашей Земли. Он создал проект «Genesis» и в течение 8 лет путешествовал по всему миру, фотографируя нашу планету, её прекрасные, ещё не тронутые, девственные уголки.
Для чего Сальгадо это делает? Чтобы и мы, и наши последователи знали, что помнить, чтить и что восстанавливать впоследствии, чтобы точно знать, как «земля выглядела раньше». И, конечно же, стоит отметить, что мире осталось немало таких нетронутых мест, неиспорченных варварской рукой ущербности. Именно этот факт не соответствует тому, что заявляют в медиа-среде (что, мол, всё открыто, всё исследовано, всюду люди). Прочитав фото-книгу Сибастио Сальгадо, вы узнаете, что и вовсе ему довелось побывать в таких уголках, где и животные не боялись его и даже шли навстречу (что означает, они впервые видят человека и не боятся его даже на инстинктивном уровне). И поскольку Сальгадо фотографирует на плёнку, доказательства сказанному на 100% достоверны. И это, по сути, архив природы, архив нашей планеты, к которому учёные будущего смогут обращаться, как к информации и инструменту исследования естественно-природной среды нашей планеты. Возможно, этот архив даст им другой взгляд, отличный от мнений и позиций, которые будут бытовать в то время.
В качестве подтверждения или катализатора понимания необходимости такого инструмента исследования, как фотография, предлагаю провести ещё один эксперимент. Давайте рассмотрим совершенно другую среду, совсем другую культуру, которая по идее не должно быть ни европейской, ни американской.
К примеру, юг Африки. Давайте проведем эксперимент. Чаще всего представление об Африке в нашу современность сформировано такими журналами, как National Geographic, GEO, «Вокруг света» и другими. Когда мы слышим «Африка», чаще всего возникает образ черных людей в цветных накидках и странных украшениях, живущих в хижинах или бедных поселениях. Или напротив, нам представляется некий военный танец, в котором кружат африканские воины, вооружённые копьями и пробковыми щитами. Из газет и сводок новостей мы узнаём о преступлениях нашумевших африканских банд и тому подобное. Однако, это всё — некие образы, тень современного представления.
Предлагаю пока отойти в сторону и подойти к этому вопросу другим способом: например, мы могли бы проанализировать старые чёрно-белые фотографии Кейптауна и Йоханнесбурга 1930–1960 гг. Таким образом, мы можем воспользоваться фотографией, как источником информации, как хранителем памяти тех лет. Рассмотрев фотографии как документальное доказательство, мы также сможем удостовериться, верны ли наши ожидания. Является ли Африка той Африкой, какой нам рисует наше воображение?
(Сибастио Сальгадо. Проект Genesis)
Это фотография была сделана в 1960 году. Обратите внимание на то, как чёрные люди выглядят внешне, на то, как они одеты. Мы чётко можем разглядеть и пиджаки, и брюки, и костюмы европейского кроя, и даже шляпы и кепки. Это определённо не «африканские набедренные повязки»! По факту, из хронологии истории: в 60-х чёрное население прекрасно помнит, что совсем недавно их освободили от рабства. Казалось бы, они должны ненавидеть своих прежних господ. Но, исходя из фото, они, напротив, всячески пытается им подражать (по меньшей мере, в одежде).
Скажите, пожалуйста, это вам ничего не напоминает? А это же самая настоящая Америка 30-х годов, те самые импозантные мафиози, итальянские иммигранты, члены так называемой «Cosa Nostra» — (в переводе с итальянского «Наши дела и наши заботы»). И что мы видим? Это не Америка 30-х, но её дух в Африке конца 30-х годов. Что же, у этих темнокожих ребят на фотоснимке точно свои дела и свои заботы.
Обратите внимание: на большей части фотографий африканцы перемещаются в группах, стоят группами, вообще, они склонны к групповому взаимодействию. И, к слову, это о многом говорит, с психологической точки зрения, в частности, что мы имеем дело не с культурой индивидуальности и «пути-одиночки», но с неким коллективным явлением («мы» — такие).
Любопытная фотография, на которой изображены темнокожие с ружьями. Удивительное фото, учитывая тот факт, что в Африке до конца 90-х годов прошлого столетия не существовало собственных заводов и мощностей по производству огнестрельного оружия. Соответственно, напрашивается вывод: оружие на фото — европейского происхождения.
Нет, это Нью-Йорк 30-х, это Кейптаун, Африка. Разве вы себе представляли Африку такой, скажите честно? Большинство из нас — нет. Погружаемся дальше!
Каждый, кто знаком с Сицилией и исследует историю этого края не менее пяти лет, мог бы с уверенностью сказать, что «эта фотография сделана на юге Италии». Однако нет, перед нами — снова Африка. Дети, играя, бьются на палках. Происходящее на изображении нас приводит к мысли, что дети в Кейптауне воспитываются так же, как и во многих странах Европы. И с точки зрения методик подготовки это очень интересно.
Итак, что мы наблюдаем. Немецкая архитектура, люди, одетые по европейской моде. Да именно так выглядела южная Африка в 70-х годах прошлого века.
Перед нами совершенно Испанский город с характерной европейской скульптурой, как вы думаете, кого чествует этот город своей богатой архитектурой? Конечно, основателя Кейптауна, фламандца, подданного Испанской короны.
Опять-таки, перед вами — не Нью-Йорк, но всё тот же Кейптаун.
Итак, как сказал бы Рене Декарт «И снова нас рассудил эксперимент!» Обратите, пожалуйста, внимание: то, что мы видим на аналоговом фото — не та Африка, которую изображают в журналах, СМИ, в блогах путешественников или разного рода книгах. Контент последних — чистой воды фантом, самая настоящая симуляция, описанная Жаном Бодрийяром. Мир парадокса, в котором мы живём: мир нереальный.
Безусловно, дело не только в самой Африке или Америке. Мы неспроста выбрали Кейптаун и вообще юг Африки в качестве демонстрационной модели. Так, многие годы наш НИИ «Институт исследования мировых воинских традиций и криминалистических исследований применение оружия» исследует феномен криминальной традиции юга Африки, так называемые банды «26-х», «27-х» и «28-х» (или числовые банды). На эту тему в мире написано множество книг, существуют легенды и сказания о происхождении данных структур. Однако такого «гангстерства», как в 21 веке, в Кейптауне раньше не было. Ещё в начале прошлого века мы не наблюдаем ни характерных им преступлений, ни традиции, ни ритуалов этих гангстеров. Так что же из этого реально и соответствует истине? Написанное в книжках, что, дескать, «цифровым бандам больше 150 лет, как минимум» или то, что мы видим на фотоснимках?
Соответственно, чтобы описать криминал юга Африки, нам прежде требуется разрешить парадокс Бодрийяра. Необходимо рассматривать это явление в разные исторические периоды, отдельно характеризуя видоизменения, начать, в частности, с «древнего» средневекового периода, доиспанского. Также необходимо выяснить, был ли криминал вообще в тот период на юге Африки как формация, а для этого нужно сперва предоставить историческую справку этого периода, рассмотреть его ключевые события и их причины.
На фотографиях мы видим, что образ гангстеров появляется только в 30-х годах. С другой стороны, методом прямого интервью учёные установили, что «история числовых банд насчитывает около двухсот лет». Другими словами, некоторым исследователям сами члены цифровых банд просто всё это рассказали (естественно, никаких доказательств, кроме слов, нет; одни легенды).
Возможно, криминальной южно-африканской формации нет и сотни лет. В испанский колониальный период, в частности, вовсе не существовало понятия «гангстер» или прототипа такового персонажа. Однако, исходя из наших исследований, при испанцах некие особые «спецподразделения» были организованы орденом францисканцев — неких три корпуса, которые сегодня, поддавшись множеству исторических метаморфоз, известны как «26-е, 27-е и 28-е» — то есть, числовые банды. Подробно мы об этом написали в книге «55», предоставив все необходимые доказательства и аналитические выкладки. Естественно, без фотографий, сделанных во время научной экспедиции в Кейптаун, не обошлись.
Возвращаясь к метаморфозам или витиеватым поворотам истории. Как известно, после испанцев и голландцев следующими на южные земли Чёрного континента посягали британцы, к слову, небезуспешно. В Британский колониальный период меняется всё; что существенно: местные «специальные подразделения», некогда созданные францисканцами за время правления Испанской короны, остаются, словно «на произвол судьбы», на вражеской территории и, соответственно, в глазах новых Правителей становятся априори преступными. Из характерных наблюдений: мы видим преступления и происшествия, связанные с применением испанских палок (поломанные конечности; руки, как на фото) — и это присуще непосредственно «испанскому почерку».
Следующий период мы могли бы назвать условно «период США» или американской эпохой. Так, «банды» превращаются в организованные преступные группы, в том числе, в уличные банды, осуществляющие «свою деятельность» уже в том варианте, который мы наблюдаем и сегодня.
Соответственно, проанализировав фотографии, мы можем описать следующую гипотезу: гангстеры Кейптауна, начиная с 30х годов 20 века — это некие преступники, скажем, конфигурации No 1; гангстеры британского периода — уже категориально совсем другие преступники — по факту, это сепаратисты, члены подразделений другого государства, которые воюют против британцев, посягая на целостность их территории. В первый же период — период Испанской империи — никаких банд как явления вовсе нет.
Так, в доиспанском периоде криминала как такого нет, он отсутствует. Вероятнее всего, мы имеем дело с рыцарскими и монашескими орденами, функционировавшими не только в Африке, но и на прочих континентах — в землях, принадлежащих великой Испанской империи в эпоху её расцвета.
Юг Африки по разным параметрам аналогичен югу Италии — в данном случае мы сошлёмся на фотографическое сходство, хотя, безусловно, есть и другие тому доказательства, факты и социологические наблюдения. А значит, вышеупомянутые организации — африканские числовые банды и сицилийские Беати Паули, которые, напомню, находятся в разных частях света — имеют единую структуру, которая соответствует конструкции францисканского ордена. Исходя из этого, мы можем выдвинуть гипотезу, о том, что Криминал юга Африки и Палермская мафия — зеркальные системы, а если это так, значит и структура этих двух организаций будет идентична. Такие выводы, как минимум, с позиции криминологии, раскрывают огромное поле для будущих перспективных исследований.
Обратите внимание, что ни на одной фотографии мы не увидели ножа, что, как минимум, странно с точки зрения предлагаемой концепции о могучих, опасных и страшных числовых бандах, уже как 150 лет мастерски орудующих клинком. Согласно классической (популярной) версии нож в криминальной традиции юга Африки — это нечто сакральное и неотъемлемое, словно воздух для каждого человека. Другими словами, в именитых книгах и множественных интервью нам рассказывают, что нож Кейптауне — это нечто культовое, это словно Бог, смысл, стержень и вообще всё. Однако, сложно не заметить простое противоречие: на аналоговых фото прошлого столетия никаких ножей нет. Ни одного клинка! Документально запечатлены палки, лопаты, дубинки, ружья, пистолеты, но (!) ни одного ножа.
Из данного «парадоксального несоответствия» мы можем заключить, как минимум, следующее: так, в 21 веке мы стали очевидцами самой настоящей мифологемы, в которой представлен культ ножа и мастерство владения им. Однако откуда родом это «мастерство»? Ответ только один: из Испанской империи. И поскольку речь идёт о специальных подразделениях францисканцев, созданных для негласного контроля завоёванной территории, соответственно, такого рода мастерство должно быть скрыто, именно поэтому мы и не наблюдаем ножей на фото. И предоставить ответ на данный вопрос, разрешить противоречие было бы невозможно без применения амальгамного метода исследования и метода прототипологического анализа. По факту, одним из ключевых открытий академика Олега Мальцева стало то, что прототип формации «числовых банд» нам известен. И это — легендарные люди Общества Чести — Beati Paoli, Беати Паули, прекрасно известные в Палермо. Опять-таки, если интересует именно это явление — справедливые люди и поборники Чести, господа Беати Паули — вам определённо понравится книга «55».
Обратите внимание, что непосредственно сам анализ содержания фотоснимков при условии знания предмета, наличия инструментов анализа и соответствующей методологии позволяет получать надёжные результаты и распутывать даже самые критические узлы истории. Более того, исследование с использованием фотографического материала существенно сокращает время и предохраняет от последующих ошибок — в этом, в том числе, раскрывается феномен фотографии.
Пришла пора подводить некоторые промежуточные итоги. В целом, поработав с фотографиями, мы стали очевидцами следующего явления: написанное и сфотографированное — словно два разных мира, совершенно различные по структуре и содержанию, хотя, казалось бы, имеют отношение к одному и тому же предмету исследования. А значит, анализ фотографической выборки позволяет объективно познавать суть исследуемого, дифференцируя действительное и фальшивое. И катализатором тому служит столкновение неких фантомных образов или представлений с объективными изображениями исследуемой среды. По факту, если какой-либо человек ни разу не был в Кейптауне, он вынужден выдумывать, выстраивать образ этой среды самостоятельно, по рассказам других людей, по изложенному в книгах или даже ввиду демонстраций других. А ведь в качестве эксперимента мы рассмотрели одну случайную выборку фотографий; и чем больше таких аналоговых снимков будет, тем шире и достоверней сформируется представление об интересуемом предмете, явлении или феномене.
Что же мы можем сказать об увиденном по завершении эксперимента? В Кейптауне нет той Африки, которую мы «знаем из журналов и газет», зато присутствует Америка и Европа, от Сицилии — до Техаса… но никак не Африка. Местные жите- ли подражают европейцам, от костюмов, кепок, шляп до религиозных ритуалов, уличной культуры и даже «психологических ценностей».
Соответственно, мы можем работать с прошлым, настоящим и будущим. Из концепции теста Сонди нам известно, что всё, что некогда у человека неосознанно происходило в прошлом (так называемый задний план), у него будет и в будущем. Знаете ли, это как принцип «невыученных уроков»: уроки прошлого возвращаются к нам снова и снова до тех пор, пока мы их не разрешим. Именно этот принцип также позволяет при анализе исторических событий, феноменов и реалий выстраивать гипотезы и делать выводы относительно организаций, которые существовали в прошлом и продолжают функционировать и сегодня.
Анализ фотографического материала позволяет переходить из регистрационного поля в «поле идей», в котором и рождаются гипотезы. Сами научные гипотезы, безусловно, надлежит впоследствии проверять уже другими инструментами исследования; в случае подтверждения гипотез фотографии будут выступать источником научных доказательств.
Таким образом, фотография является комплексным инструментом, который можно использовать многофункционально: и в качестве источника научной информации, и как инструмент доказывания и аргументирования. Безусловно, для того чтобы проводить такого рода анализ необходимо обладать соответствующими методиками, позволяющими проводить исследования в достаточно короткий срок и, тем самым, экономить огромное количество времени. Именно для этого, в том числе, и нужны такие научные фотографические общества, как наше Одесское Фотографическое Общество. В этой научной среде учёные и фотографы могу делиться и обмениваться методиками, подходами и инструментами работы с фотографией.
Нота бене. Итак, фотография полезна и с точки зрения проникновения в тайны прошлого, и с позиции понимания настоящего и создания будущего, что и делает её бесценным инструментом для науки сейчас и в будущем. Именно поэтому так важно учёному владеть фотографией как инструментом, создавая архивы для себя и будущих поколений.
Данная статья является одной из глав научной монографии «Фотография как и источник научной информации» 2020 г. Авторы: Олег Мальцев, Максим Ленский, Алексей Самсонов.