Фотография. Ее роль в научной среде Украины и Европы.

Фотография за последние 150 лет получила колоссальное распространение по всему миру. Сегодня практически каждый современный человек на Земле имеет дело с фотографией в той или иной степени. Для одних это способ самовыражения, для других — это хобби. Но также фотография обширно используется в фэшн-индустрии, фотожурналистике и конечно в науке. Именно о научной стороне фотографии мы будем говорить в данной статье. Говорить мы будем с нашим гостем и уже действительным членом Одесского Фотографического Общества, профессором из Милана Минаковым Михаилом Анатольевичем.

С Михаилом Минаковым общалась секретарь Одесского Фотографического Общества Катерина Сидорова. 

Минаков Михаил Анатольевич (1971 г. р.) — философ, исследователь истории модерности и постсоветских идеологий, доктор философских наук, руководитель украинской исследовательской программы в Институте Дж. Кеннана (с 2018 г.), доцент, потом профессор кафедры философии и религиоведения Киево-Могилянской академии в 2008-2018, председатель Кантовского общества в Украине (2013-18), главный редактор журнала «Идеология и политика», Kennan Focus Ukraine и Koine. Community.

Фотоаппарат – научный инструмент, создающий объективную научную информацию. Соответственно, задаваясь вопросами эффективного научного исследования, нацеленного на разрешение разноплановых научных задач, следуя прогрессу и отвечая требованиям времени, учёному необходимы такие универсальные инструменты, которые не только позволяют «добывать» информацию из бездонных карьеров поля неизвестного, но и производить объективные продукты научной деятельности. И фотография сегодня – инструмент не только надёжный, но и общедоступный.

— В первую очередь, хотелось бы познакомить наших читателей с вами и с вашей деятельностью поближе.
В самом открытом и распространённом источнике «Википедия» о вас написано следующее: философ, исследователь истории модерности и постсоветских идеологий, доктор философских наук, руководитель украинской исследовательской программы в Институте Дж. Кеннана (с 2018 г.), Профессор кафедры философии и религиоведения Киево-Могилянской академии в 2008-2018, председатель Кантовского общества в Украине (2013-18), главный редактор журнала «Идеология и политика».
Все ли верно из того, что я перечислила? Возможно что-то пропустила?

— Есть еще Вашингтонский блог, который я веду для экспертов «Kennan Focus Ukraine», и Восточно-Европейское философское сообщество, которое называется «Koine.Community». Вот эти 2 аспекта моей деятельности более новые и видимо по этой причине не попали в Википедию.

(Фото: Перспектива налогообложения. Киев, 2013)

— А могли бы вы рассказать подробнее об основных направлениях вашей научной и профессиональной деятельности?

— Как философ я занимался долгое время вопросами эпистемологии и теории познания. Также, в философии есть такой тренд, что если вы занимаетесь познанием, то рано или поздно вы закончите вопросами политики. Так и получилось в моем случае, хотя, когда я начинал свой философский путь, я об этом совершенно не думал. Однако уже последние лет 10 я занимаюсь вопросами политической и социальной философии, и публикуюсь в основном в этой части.
В этом году у меня вышла книга «Диалектика современности Восточной Европы». Это своего рода философский итог моих исследований последних 10 лет. Первое издание было на украинском языке в 2008 году. А в ноябре прошлого года, я переиздал книгу, как некое большое историческое вступление в современную философию «История опыта». Когда-то я хотел написать 3 истории: история опыта, история языка, история сознания, но потом оставил этот проект. Но книга все же была переиздана.

— Расскажите о том, как вы оказались в Милане. Давно ли вы там находитесь и что вообще вас привело в Италию?

— Эмиграция бывает рабочая, и бывает по зову сердца. У меня оказалась по зову сердца. В Гарвардском университете 7 лет назад я встретил коллегу — влюбился и мы поженились. По началу я планировал жену перевезти в Киев, но судьба внесла свои коррективы, и вот я в Милане. Моя жена итальянка и профессор в Миланском университете.

— Насколько отличается научная сфера Украины и Европы? Можно ли провести какую-то параллель, и обозначить различия с украинской научной деятельностью?

— У науки много лиц и много национальных лиц. Иногда это лицо очень человеческое, веселое и умное. Иногда это рожа, морда цензора, доносчика. В принципе, когда общество переживает войну, то для гуманитарных и общественных наук это плохое время. Потому что, как правило, возникают прямые или не прямые формы цензуры и самоцензуры. Есть темы, на которые нельзя делать исследования. Но даже, если вы их делаете, то не сможете публиковать в рамках своей страны. Для философов — это плохое время из-за большого числа запретных тем. А для политических и социальных направлений — вообще отвратительное время. Но, ничего не поделаешь, необходимо продолжать делать свое дело. Ещё родоначальники философии, например Платон и многие другие, страдали за это. Так что, если они страдали, то и эта траектория в общем-то существует.
Но, нужно сказать, что американская наука сегодня очень рационализирована. За время моей работы в Гарвардском университете и в Вашингтоне в международном научном центре им. Уилсона, я заметил, что там мы находимся в сообществе учёных из Украины, Китая, России, Саудовской Аравии и конечно Америки. Здесь как раз есть коллекция. Америка сегодня — это бастион международной глобальной науки. В Европе иная ситуация. Довольно сильно национальные системы, несмотря на так называемый Болонский процесс, отличаются. Очень открыты и меритократичны Германия и Британия — борьба настоящая, конкурсы настоящие. И эти системы открыты для вовлечения лучших специалистов.
Если говорить о Франции и Италии, то здесь университеты более закрыты. Я бы сказал, что они направлены вовнутрь. На первом месте стоит выслуга лет и преданность университету. То есть, такие более традиционные образы. Но несмотря на это, наука здесь живет и развивается.

(Фото: Восхождение. Тринкомали, 2011 г.)

— Вы также являетесь фотографом, и к слову сказать, мне очень понравились ваши работы. Как давно вы впервые взяли в руки камеру? Какую часть вашей жизни занимает фотография сейчас?

— У меня в детстве был большой интерес к фотографии. Когда-то родственники подарили мне камеру Зоркий. А потом у меня появилась серьезная по тем временам камера Зенит. Но примерно с 23 лет я перестал заниматься плёночной старой, доброй фотографией, и ушёл в науку.
Однако в 2008 году, когда я жил на старой улице Саксаганского (Киев), с очень красивыми модерными домами, я переживал момент строительного бунта. Буквально за год (2007-2008 гг.) множество старых домов были уничтожены. Я понимал, что старый Киев уходит и моя улица исчезает. Тогда я купил какую-то маленькую камеру и пошёл фотографировать ещё нетронутые дома, для того, чтобы сохранить образы этого города хотя бы так. Так увлечение фотографией вернулось в мою жизнь.
Затем, в 2010 году, во время преподавания в Гарварде, я увидел, что один из студентов, посещавших мои занятия — был профессор из школы дизайна. Он преподавал базовый курс, так называемое «фотографическое видение». Это был один из старых Гарвардских профессоров, за которым была целая легенда. Я с ним разговорился и он разрешил мне посещать свой курс. У меня на тот момент денег никогда не хватило бы, чтобы ходить на его курс. В итоге, он посещал мои философские занятия, а я ходил к нему на фотографию. Я очень ему благодарен за то, что он сделал с моим видением и с моими глазами. Он уже ушёл из жизни, к моему большому сожалению. Но всякий раз, когда я бываю в Бостоне, то обязательно хожу на его могилку, чтобы просто положить синюю розу. Это своеобразная традиция. И вот тогда интерес к фотографии вернулся в полной мере, в том числе и к критике фотографии. Я знал американскую философскую критику современного искусства, но оказалось, что в этой критике, огромная доля интереса к фотографии, к техническому воспроизводству образа. И мои занятия социальной политической философией, исследования визуальной идеологии — тут же открыли для меня фотографию с нового ракурса. Даже просто работая с фото образами, я наблюдал за собой, как за объектом или субъектом, автором создания и функционирования определённых образов. И вот, эта рефлексия привела меня в конце концов к написанию философского трактата в фотографиях, который называется «Фотософия». Это необычный философский трактат, потому что вместо слов там фотографии. Мои тезисы высказаны фото-языком. Конечно не обошлось без вступления, для того, чтобы текстуально обозначить эту позицию и данную феноменологию фотографии. Но дальше основные тезисы все изложены в виде фотографий.
Я не первооткрыватель такого подхода. В 60-е годы один французский писатель написал роман в фото образах, но а я создал философский трактат. Мне было очень интересно, возможно ли это. Книга написана на английском языке, и она родилась из не совсем трезвого спора двух философов. Один из них — бывший немецкий, а теперь американский философ, а второй (я) — бывший украинский и теперь итальянский учёный. Мы встретились и поспорили. По джентенльменскому соглашению я не должен упоминать имя своего оппонента, поэтому не могу этого сделать. Наш спор касался темы достижения визуальной культуры. Насколько симулякр, как концепция является предсказанием или фактическим высказыванием. Мы сошлись на том, что это фактическое высказывание. Симулякр действительно создал третий символический мир между социальной реальностью и реальностью новой. В итоге, он начинает подминать под себя эту социальную реальность. Но с моим тезисом о том, что мы уже можем писать, избегая текста, и пользоваться аргументами фото образов — мой собеседник не соглашался. Тогда я сделал эту книгу, как некий ответ ему.
С «Фотософией» связана одна мистическая история. Сидел я как-то у себя дома в Германии (где я тогда жил и работал), и вдруг получаю письмо с чеком. Это произошло примерно через 8 месяцев после того, как я отправил книгу в Dock файле. Чек был подписан одним известным режиссером-сюрреалистом из США, и отправлен от клуба сюрреалистов из Лос-Анджелеса, с просьбой издать этот альбом.
Увы чека не хватило на то, чтобы издать книгу в Лос-Анджелесе или Милане, поэтому я издавался в Киеве. Но во многом я рад, что издавал книгу именно в Киеве, потому что это открыло для меня новую эру сотрудничества с издательством «Laurus», которое я очень люблю и уважаю по сей день.

(Фото: Путь к Храму. Штральзунд, 2014 г.)

— Как вы считаете, насколько важна фотография в науке, а именно в современных научных исследованиях?

— Во-первых, мне недавно довелось рецензировать книгу «Фотография как источник научной информации», написанную нашими общими знакомыми: Мальцевым Олегом, Лепским Максимом и Самсоновым Алексеем. Я бы сказал, что эта книга создает некий дух того, как фотография может функционировать в науке. Речь идёт не только о гуманитарных и общественных науках.
Что касается науки гуманитаристики, то фотография здесь очень важна. Именно она позволяет сохранять образы исчезающего наследия, и для меня это крайне важно.
Я вижу, как фотографию активно используют археологи, мои коллеги из запорожской археологической экспедиции, из Хортицкого музея. Более того, они применяют в фотографии 3D методики, для максимального воссоздания ушедшего наследия.
Например, мой товарищ, молодой учёный Симон Радченко, сейчас пишет в Турине докторскую диссертацию как раз об использовании 3D методик в археологии. Это очень свежее направление.
Ну и конечно то, как я с фотографией работаю. То, что началось в философии с Вальтера Беньямина, Ханны Арендт, через критическую философию, которая отчасти связана с критикой искусства, а отчасти с социальной и политической философией. Конечно необходимо отметить Бодрийяра с его учением о симулякре и пост Бадрийяровские философские работы. Они раскрывают фотографию ещё и как крайне важный идеологический продукт.
Почти каждый фотограф начиная посещать курсы, слышит от своего преподавателя, что есть рамка, которая по сути своей является идеологией. Она говорит о том, что вы видите и что вы не видите. На что можно указать, а чего нельзя видеть. И это самая страшная и самая сильная цензура, поскольку фотографии мгновенно веришь. Человеческий мозг так устроен, что визуальная информация крайне быстро поступает в сознание, и мы не успеваем её отрифлексировать, критически к ней отнестись. Когда же мы видим написанное, тогда есть время создать критическую дистанцию, увидеть ошибку, попытку манипуляции. А с образами этого нет. И как раз, изучение того, как визуальное изображение влияет на нас, на наше верование, на наше поведение и эмоции — это крайне важный аспект. Ну и конечно же вездесущий капитализм не может этим не воспользоваться. Потребительская культура построена на образах. Огромное влияние, которое капитализм оказывает на человеческое мышление, во многом проходит через образы, движущиеся или статичные. В современной философии, в современной фотографии и искусстве есть очень сильное движение противостояния этому визуальному насилию капитализма. И фотограф в своей жизни обязан выбрать, рано или поздно: пойти в сторону зла или добра. Вы будите действовать в пользу манипуляция или в пользу противопоставления и защиты жизни, также при помощи фотографии. Так что, если вы думаете, что фотография — это просто увлечение и просто коммерция, то это не так. Это поле идеологической борьбы.

(Фото: Бог и люди. Нью-Йорк, 2014 г.)

— Бывали ли ситуации в вашей научной деятельности, когда определённая фотографическая выборка или архивные фотографии помогли вам сделать вашу работу и завершить какой-то блок исследований? Был ли в вашей практике опыт работы с фотографией, как с научным инструментом?

— Да, но может меньше научным, а больше философским. Все-таки, я считаю, что философия не совсем наука. Однако в философии фотография очень важна. Сейчас я работаю над книгой, и один из импульсов, подвигнувший меня к этой работе связан с фотовыставкой, которую я посетил вместе в Виктором Марущенко примерно полтора года назад. Виктор — это великий фотограф нашего времени, киевлянин и директор фото школы в Киеве. Он привёз группу фотографов и меня вместе с ними в Берлин на выставку «Жизнь и смерть», которая проходила в C/O Berlin. Это большая фотографическая галерея, где выставляются лучшие фотографы мира. Выставка выглядела в виде некой сборной солянки: множество коллекций фотографий от фотографов разного времени. Но весь фото ряд был посвящён жизни и смерти.
Например, одна из коллекций имела вид двух рядов фотографий, которые делали доктор и фотограф в хосписе. Они фотографировали человека за 3 дня до смерти и 3 минуты после смерти. И вот эти фотографии выставлены в ряду. Измерить вес души не удалось, но увидеть, что происходит с человеком, когда душа покидает тело — возможно. И фотография это показывает.
Там были и другие направления фотографии о жизни и смерти. Оказывается в 19 веке существовал целый жанр фотографии умерших. То есть, мы знаем, мы помним фотографии наших предков, где весь род собран вместе на одном фото. Такие фотографии, как правило вешают на стену. Так вот, в 19 веке, едва ли не чаще, а может также часто, фотографировали умерших людей, когда стояли все родственники и кто-то из умерших на руках или рядом. Также бы целый жанр фотографий, когда мать держит на фотографии умершего ребенка. И эти, рвущие душу образы, которые вдруг являются стандартными, точнее были стандартными. Для мамы это была просто фотография, чтобы потом вспоминать ушедшего ребенка. И фотограф абсолютно нейтрален в этом плане. Это совершенно техническое воспроизводство. Однако сегодня, это прочитывается крайне болезненно для нас. Потребительский капитализм выносит смерть за рамки. Мы не должны ни видеть, ни говорить о ней. Потому что, помня о смерти человек будет как бы хуже потреблять, недостаточно эффективно. Такой маркетинг внимания устроен так, чтобы мы забыли о смерти.
Так что, именно это фотографическое событие полтора года назад мне подсказало определенные ходы для моей философской деятельности.

— Могли бы вы из ваших знакомых или вообще из известных вам ученых выделить одного или нескольких человек, кто активно использует фотографию, как один из инструментов научной деятельности?

— Мы уже упоминали авторов книги «Фотография как источник научной информации». Такие научные сферы, как криминология и криминалистика, также движутся в этом направлении.
Я вижу уже названную археологию, как с этим работает и Симон Радченко и его коллеги, которые фотографируют. Очень важно при раскопках и реконструкциях видеть эти образы. Иногда фотография подмечает что-то, что даже глаз не увидит. Когда мы говорим о работе с резкостью, с экспозицией, ты можешь увидеть нечто, что не видел глаз во время съёмки.
Кроме того, в направлении критики идеологии фотография становится всё более и более важной.
Существует также направление иконографии. За каждым лидером всегда следит группа фотографов и операторов. Производится определенный анализ образов и того, как они подаются. Это позволяет также понять политическую составляющую. Речь идёт о невербальных способах послания. То есть, к чему готовят население. Например, что хотел спрятать, не высказать тот или иной политик, но его тело это выражало. Вот такие не прямые методы политического анализа также важны и интересны.

(Фото: Сила. Шри-Ланка, 2011 г.)

— Почти год назад под руководством академика Олега Мальцева, спустя 100 лет было возрождено старейшее Одесское Фотографическое Общество. В рамках этого Общества за год было написано множество книг, проведены курсы и семинары о фотографии и её разных аспектах, в том числе, художественном, научном и т.д.
Как вы считаете, насколько важно в научной деятельности возрождение таких обществ, как некой научной среды и обмена информацией среди учёных?

— Я бы отметил важность как возрождения так и создания новых организаций. Я слежу за такими организациями. Для меня честь общаться с вами, я слышал об Одесском Фотографическом Обществе, но раньше не был личном в контакте.
Всякий раз, когда я в Киеве, я обязательно посещаю школу Марущенко. Мне нравится этот круг дерзких, молодых фотографов, иногда совершенно с безумными проектами. Ты видишь, как важно фотографу заниматься не только прямым делом, работать с камерой, но и общаться с коллегами: как коллегами по цеху, так и с учёными, которые смотрят на фотографию совершенно иначе. А также с критиками, которые не редко ругают фотографов, и зло ругают. Но это очень важно. Одесса — это одно из первых мест, где возникло Фотографическое Общество. В имперской истории — это место модернизации, место, откуда будущее начиналось. А также период киночества, для которого Одесса сыграла важную роль, с точки зрения развития и популяризации. Поэтому такая жизнь юга Украины в образах — крайне важна. Я не традиционалист, но мне нравится, что эта традиция современности жива, она продолжается, и общение поколений ради интереса и новых экспериментов — это конечно очень важно.

Добавить комментарий